月抜ける

День первый
Прилетели в Ташкент ночью, едва спустились по ступеням аэропорта, под одежду забрался чужой, незнакомый еще воздух. Весь город тонет в сухом, медово-мучнистом запахе цветения акаций и магнолий. Аромат этот плывет над белыми домами, белыми же заборами, похожими на неровно склеенный ряд песочного печенья, ударяется в окна белых машин, несущихся по автостраде. Узбекский народ принял в себя множество этносов, и, очевидно, те из них, что были самыми лютыми кочевниками, не изменили ни привычкам своим, ни обычаям. Теперь их железные кони мчатся по асфальтовому полотну – так же дико, так же беспорядочно, так же свободно, как и тысячу лет назад.
Едва успели заселиться в нашу скромную квартирку в Ялангаче, рассвело. Сад подступает к самым окнам, просовывает ветки в бреши кирпичной кладки, вьюном обвивает веревки для белья, протянутые через весь двор. Соловьи, скворцы и ташкентские попугаи слетают прямо на подоконник, спать не возможно – так они надрываются.
Внимание! Вижуал контент, нетолерантное пищевое поведение, гедонизмДень второй
До полудня муж успел сходить на базар и купить мне на завтрак мешок праздничного плова. Такой палов, как здесь говорят, варят из длиннозерного риса, желтой моркови, киш-миша и нута. Мясо нарезают и добавляют в каждую порцию в самый последний момент. Свою порцию я доесть не смогла, запила все это дело двумя чашками зеленого чая, и отправились мы гулять. Потом пришлось выпить еще одну чашку. Дело обычное. Последний раз рис в плове пьет уже в желудке человека, очень он жадный до воды.
Вечером собираемся на дне рождения А. Почти всех мальчиков и девочек в нашей семье называют на букву «а», считается, что такое имя приносит своему владельцу удачу.
Все сидим за одним длинным столом, почти что Вальхалла, если бы она имела место в корейском раю. Меня усадили рядом с дедулей. Ему за 80, на лице старческие пятна, кожа побледнела, сам совершенно седой. Каждый день проходит пешком около семи километров, чувствует себя прекрасно. Говорит, что здоровье человека – это его позвоночник и ноги. Помнит множество удивительных случаев из своей долгой врачебной практики. Не смеется, почти не улыбается, говорит всегда размеренно, с достоинством. Неприлично восточному человеку бурно выражать свои чувства. Бывает, сыновья спрашивают его: «Папа, вы рады за нас? Вы гордитесь?» Дедуля всегда спокойно отвечает: «Рад, сынок, рад. Ты не смотри, что я молчу все».
Долгое, долгое время дедуля был врачом президента, но никогда не кичился ни своим достатком, ни положением. Со всеми и по сию пору разговаривает очень просто - с узбеками на узбекском, с корейцами на корейском, с русскими на русском. А ведь любому человеку слово на родном языке услышать радостно и приятно.
День третий

Всею ордой едем в Чимганские горы. На вершинах еще лежит снег, а внизу сады цветут, розы распускаются, сняли первый урожай клубники и черешни. На Чимган можно подняться на канатке, а можно побродить по горным тропам верхом на лошадях. Я своего пегого конька выбрала сама, а мужу подвели норовистого гнедого скакуна не спросясь. Моя монгольская лошадка ступает осторожно, реку тоже переходит не спеша, почти не оскальзывается на камнях. А мужнин конь встал посреди потока и начал пить, никак его было не сдвинуть с места. Тут уж и мой конек смутился, тоже полез назад в воду. Привыкли табуном бегать, вот и ходят друг за другом.


День четвертый

Утро вновь начинаем с праздничного плова – очень уж он вкусный. Есть еще в Ташкенте жареный плов, он темный, почти коричневый, подают его обычно с чесноком. Но чаще такой плов можно увидеть в Самарканде. А Ферганской долине совсем другой плов готовят, вот вообще.

К плову всегда заказывают лепешку или патыр, а также лук, сбрызнутый уксусом, и салат ачичук из сладких помидоров, лука, зелени и огурцов.
Вечером нас ждут в галерее узбекской художницы Дилором Мамедовой. Встречает нас одноклассница И. – художница и дочь художника, знаменитого Мубарака Юлдашева. Женщина большого ума и строгого воспитания, красивая, подвижная, яркая, она являет собой тот сорт людей, который нашу родину либо давно покинул, либо был ею убит. Рассказывает она, помогая себе обеими руками, будто ваяет что-то в воздухе. Рассказывает про семью одного российского художника:
- А раньше ведь много русских семей у нас жило. В Ташкенте. Старых русских семей. И скажу я вам, порядки совсем не те были. Очень понятные нам были порядки, не было этого всего, чтобы матери при живых детях с протянутой рукой стояли, или чтобы бесчестье какого-то иного толка. Всегда «матушка, вы», «батюшка, вы», очень большое уважение к родителям было, и о семье как-то совсем иначе думали. Сейчас вот все больше о себе думают. Русский человек, он как будто один, в оппозиции находится, причем даже и к собственному родовому гнезду. Я думаю, все это от безбожия. В смысле, не от того, что в церковь мало ходят, а от безбожия.

День пятый
Сколько отринуто московской культурой, сколько отброшено на задворки городской цивилизации. Впрочем, большой вопрос, что же это такое, нынешняя московская культура, поскольку я нынче и понятия не имею, кто такой москвич.
Здесь же с первого дня со мной здороваются все детишки во дворе. Бегут, бегут, притормаживают, роняют подбородки в ключичную впадинку: «Здрааасьте!», и дальше припускают. Здесь уступают место старикам и женщинам. Пожилых женщин называют «мать», а мужчины зовут друг друга братьями. Когда я захожу в мечеть без платка и без юбки, никому не приходит в голову сделать мне замечание, никому нет до меня дела, я никого не интересую. Мои отношения с Богом касаются только меня.
Поздно вечером едем в корейский колхоз. Муж едва не подпрыгивает от возбуждения на заднем сидении такси. Едем мимо полей, складов и амбаров, едем в темноту, едем по пустынной дороге в колхоз «Политотдел» полакомиться корейской лапшой с мясом – кукси. Водитель не знает куда ему деться, пока мы едим, не ехать же назад в Ташкент, время позднее, да и мы другое такси вряд ли найдем. Уговариваем его поесть с нами.
Пока ждем заказ, наблюдаем за парой ласточек, которые кружат над обшарпанными столами. Гнездо прилепилось под самым потолком, недалеко от кухни.
- Хорошее место, – говорит таксист. – У корейцев в домах часто ласточки вьют гнезда. А в плохих местах они никогда не селятся.

День шестой

Минареты словно стрелы с голубыми наконечниками. Синева куполов Хаст-Имам спорит с синевой неба.

Город тонет в цветах. Роза – самый любимый цветок узбеков, самый почитаемый. Алыми розами засажены все сады и парки, все клумбы, все дворовые палисадники. Глазам больно от этих горящих на солнце карминовых пятен.

День седьмой
На базаре Чорсу видели чудеса чудесные, чудеса узбекские, чудеса китайские, чудеса заморские. А китайские чудеса, меж тем, совсем и не заморские, а почти что даже и свои, местные. Адрас, фарфор, сладости, одежда, если скажешь – надо черта лысого, принесут и его.

Уже несколько лет я мечтала оказаться именно здесь, в Средней Азии, чтобы своими руками коснуться тканей Шелкового пути. И вот мечта историка костюма сбылась. Нет наших сил, купили два шелковых ковра, а И. отчаянно торгуется за пять длин бело-голубого адраса со старинным орнаментом. Продавец раскладывает перед ней на прилавке десятки рулонов самых изысканных тканей.
Подруга Малика только вздыхает:
- Ох, ты тут пропадешь. Пойду погуляю, посмотрю тут всякие скалки-малки.
И. хохочет.
- Брюки-мрюки еще посмотри, не забудь.
- Сразу после кофт-мофт, – отзывается Малика.
- Что поделать, – вздыхает И. – Культур-мультур такой.
Уже на выходе с базара видим птицеловов, развесивших мешки со своей хрупкой добычей прямо на ветках цветущих деревьев. Некоторые птицы лежат на земле, тоже в тесных мешках, и беспомощно бьют крыльями. Смотреть на это невозможно, уговорили продать нам трех птиц, чтобы мы смогли их выпустить. Продавец пожадничал и засунул троих в один мешок, вот тогда-то мы и поняли, почему все мешки в красно-бурых пятнах. Перепелов ловят главным образом для того, чтобы потом устраивать птичьи бои.
Моя философия проста. Хочешь есть - убей и съешь, но пусть это будет чистая смерть. Не мучай.
С пакетами, с сумками, с сахарною черешнею в зубах прилетели в Ботанический сад, забрались в самую глушь и выпустили бедолаг.

Долго и терпеливо слушаем объяснения смотрителя музея о том, как дойти до другого корпуса. Объясняют тут так, что хочется достать бумагу, тушь и начать записывать эту песнь Кончака, бесконечную, словно степь, и непредсказуемую, словно воды Амударьи.
- Вот видите там купол голубой? Слева? Да, вон тот. Это вот Новая мечеть. Идите до нее минут пятнадцать, потом магазин увидите. Ну, не магазин вернее, а самсушную. Это старая очень самсушная, там тандырная самса вкусная-вкусная. Попробуйте обязательно. Значит, самсушную пройдете, увидите ресторан большо-ой такой. Обогнете его с правой стороны и в переулок войдете. Перейдете дорогу, потом еще одну дорогу и налево. Там будет дом красный. Из кирпича. Это парикмахерская. Знаете такой парикмахерская? Такой парикмахерская знаете? Ага. Тоже мимо проходите. А потом уже увидите еще один дом, высокий очень, желтый. Поняли? Так вот. Вам не туда.
День восьмой

Самарканд почивает под солнцем, похожим на дно раскаленной джезвы, весь в душной пелене и золотой пыли.

День девятый
А горы разные каждый день. Сегодня всюду пахнет цветущей жудой, и аромат этот смутно напоминает маслянистую облепиху. Небо больше всего похоже на мелкое руно, словно бы лезвия снежных вершин с утра и до ночи терпеливо снимают шерстяной покров с белоснежных облачных овец.

Над Чарваком летит орел. Охотиться летит, высматривает на пастбищах молодых ягнят. Глядишь на него, и тоска берет – отчего ты ему не друг, отчего и ты не летишь над Чарваком, не блестишь на солнце глянцевитыми перьями.

День десятый

На обратном пути в Ташкент снова заезжаем в «Политотдел», всею ватагой совершаем налет на годами проверенный корейский ресторанчик «для своих». У меня чуть саднит в горле, и мне советуют заказать кядя – суп из собаки.
Вопреки обширному русскому фольклору, кядя готовят не из уличных Жучек и Шариков, а из собак специальной «съедобной» породы.

Мясо это очень вкусное и полезное, а собачий жир хорошо помогает при болезнях дыхательных путей. Честно говоря, я почти не знаю корейцев, советских, северных или южных, которые не ели бы собачатину. Если кореец рассказывает вам, что таки да, в Корее едят собак, но он не такой, он за европейские ценности, то, скорее всего, он просто не хочет шокировать своего наивного бледнолицего друга. Тем не менее, корейцы, отвергающие практику употребления в пищу собачатины, существуют. И один из них – мой супруг. Во всем, что касается экзотической, на наш взгляд, пищи, он очень сдержан, и за семейным столом ему бывает нелегко. Старшее поколение очень любит народные деликатесы типа супа из внутренностей, сырой печени и шашлычков из сердец.
- Ким, Цой, Пак съели всех собак! – ржет А., прихватывая палочками бобовые ростки.
- Юлю как-нибудь вставь в эту поговорку, – мрачно парирует муж.
Прощаемся с Ташкентом поздним вечером. Сумки наши пахнут горьким перцем и соевой пастой. От земли исходит сонное тепло. Хочется лечь прямо в палисаднике и придремать, но дома ждут.

@темы: Визуализация, Фоторужьё, восточная хитрость, Корё моё
А тебе - удачи и сил!
Кстати, про мечеть мне очень любопытно. Я когда жила в Башкирии, невольно сравнивала церкви и мечети. В церковь без платка и юбки не зайдешь, шипеть начинают не хуже гусынь. А в мечетях у нас приветливо улыбаются и выдают одежку с платком, а если и не выдают, так никому и в голову гнать не придет. И прямо заходить приятно, нет мыслей, что ты что-то не так сделаешь. Я когда водила десяток китайских девочек, показывала им мечеть снаружи. Внутри у наших мечетей всё равно ничего интересного нет, так что заходить не планировала. Но тут вышел совсем молоденький мулла и прямо уговорил нас зайти, помогал девчонкам надеть халатики и платки, потом зеркало, где сделать селфи, показал всю мечеть, рассказал практически историю в стиле "ислам для самых маленьких". Интересно везде ли в мечетях так? Или у нас просто какие-то все приветливые...
Спасибо
yartsevama,
И в Фергане обязательно, всё таки мама там всё детство жила
Ух ты, как интересно! Семья оттуда или просто родители там работали?
Про наши мечети ничего не могу сказать, к сожалению. Не складывались у меня с ними отношения. В юности никакого особого интереса к исламу я не испытывала, а потом поступила в институт, и начались мои еженедельные поездки в Олимпийский, там мы занимались физ-рой. Прямо напротив Олимпийского стоит большая мечеть с двумя новыми минаретами, очень богатая. Когда мы с ребятами ехали на занятия, как раз начиналась служба, а когда уезжали по домам - народ расходился после молитвы. Это было нечто, каждый раз мы с девочками передвигались мелкими перебежками как под артобстрелом. Нас толкали, нас никто не хотел пропускать, к нам приставали. Впечатления были не самые приятные, студенты откровенно возмущались. В один из великих мусульманских праздников, когда народ отхлынул от мечети и пошел гулять по улицам, напали на мою мать, приставали, ударили по голове. (Мы тогда жили в том же районе, а это почти в центре Москвы). Мама спаслась чудом. Я привыкла себя считать более или менее адекватным человеком и вот эти мои впечатления на мусульман вообще старалась не распространять. Но было неприятно. Желания идти в мечеть даже ради экскурсии не было.
А вот тут мы приехали в Узбекистан, и все мне показалось таким благостным, дружелюбным. Зашла с удовольствием. И действительно, никто не делал никаких замечаний, все были заняты своим, хотя одета я была неподобающе, а одежду там не выдавали. Было много людей, готовых рассказать что-то о мечети и исламе.
Семья оттуда или просто родители там работали?
Дед бы военным и кем-то типа начальника безопасности на заводе, не помню точно как это называется. Так что их периодически куда-то переводили. Сначала в Уссурийск, а потом в Фергану, мама там заканчивала школу. И рассказывает, что когда приехала в Башкирию поступать в университет, была поражена тем, насколько всё тут серое и унылое, дома, одежда, люди... А дед в Фергане так и оставался до 91-го, потом уехал в Подмосковье.
напали на мою мать, приставали, ударили по голове
Кошмар какой! Насколько у нас всё иначе, в Башкирии, я имею в виду. Никогда таких проблем с мусульманами не было, ну я не припомню по крайней мере. Не знаю, может тут какое-то другое направление этого мусульманства, или просто потому что оно исторически сложившееся в регионе и из-за того какое-то уже более светское. Понятно, что религия она не самая мирная и добрая, но как-то они научились вполне мирно с другими сосуществовать. В мечетях приветливые, на праздниках тоже всё всегда спокойно, красиво и вкусно. Обидно только, что мечети не такие красивые, как в Средней Азии. У нас по другим канонам строят, без куполов, с острыми крышами, и внутри не украшают, просто беленые стены и зеленые ковры. Ну и панно в той стороне, где Мекка.
Не секрет. Уфа и Стерлитамак (это 120 км от Уфы). Мама всё ещё живет в Стерлитамаке, а я с университета больше 10 лет жила в Уфе
Понятно)
религия она не самая мирная и добрая, но как-то они научились вполне мирно с другими сосуществовать
Я вот все больше убеждаюсь, что большинству верующих любой мировой религии (о прочих говорить не берусь), если уж они ведут себя с беспричинной агрессией и полны ненависти, следует повнимательнее перечесть первоисточники. И всё пройдет, как пелось в старой песне. А если не проходит, то это единственно от человека зависит, а не от религии.
Не люблю про ментальность нации разглагольствовать, антинаучной филологией это попахивает, но и узбеки, и башкиры народ, в общем-то, мирный, дружелюбный. Отсюда и отношение к соседям и приезжим. Хотя, кстати, сами узбеки подчеркивают, что Фергана и остальной Узбекистан - это разные вещи, и как раз ферганцев следует считать истинными узбеками, а они очень воинственны.