Расскажу вам переводческую баечку.
Есть такой культовый фильм о жизни, полу-жизни и выступлениях Depeche Mode – «101». Как это обычно бывает с режиссерами концертников, создатели ленты решили, что сто первый концерт тура, когда пациент скорее мертв, чем жив, – это самое лучшее время для записи нетленки. Действительно, когда еще. Мартин Гор к тому времени еще не страдал от панических атак, Флетчер не уехал в больницу с нервным расстройством, Дэйв не принимал героин, а Алан пил не больше обычного. Золотые времена, просто все очень-очень устали, а Гаан, например, плачет между анкорами и не может остановиться. Ничего необычного.
Так вот, есть в этом фильме момент, где Дэйв ужасно волнуется перед финальным выступлением в Rose Bowl и никак не может решить, что ему сказать зрителям: «Привет, Пасадена!», «Добрый вечер!» и т.д. Когда он изливает свои волнения вслух и говорит «Я об этом всю ночь думал!», Алан нежно берет его за локоток и сетует: «Я бы не дал тебе думать об этом всю ночь». Наших переводчиков такая фраза от мужчины мужчине поставила в такой жесточайший тупик, что в кинотеатрах этот момент вышел как «Просто скажи "Привет всем!"».
Перевод этот старый и транслировался еще лет 8-10 назад по Первому каналу. Но видимо, шок все еще не прошел, потому что в таком переводе «101» показывают в кинотеатрах страны и теперь.

haunting***

Впервые за долгое время не хочется лежать в темной комнате, закрыв все окна и двери. Видимо, тело устало болеть. А пока оно болело, мы с ним пережили массу занимательных диалогов на тему происходящего.
Первое, что опускается в душу – это чудовищное чувство несправедливости. Почему это происходит со мной? Чем я заслужил? Терапевт посоветовал договориться с этим чувством как можно быстрее. Договориться о его скором уходе, в смысле.
В то же время я, как мне кажется, предельно далека от того, чтобы ощущать себя особенной или подспудно ожидать поблажек. Наоборот, я стала бережнее к окружающим, поскольку невольно примеряю на них собственные беды. Пару раз это стоило мне совершенно детского денежного развода. В таком уязвимом состоянии я доверяла всем, даже мошенникам в метро. Ну да бог с ними.
Самым тяжелым для меня было ночное время, когда человеку полагается лежать и молчать. В темное время суток моменты облегчения случались очень редко. Но когда это происходило, я старалась не терять ни секунды.
Вдруг ощущаешь посреди духоты, как где-то глубоко внутри появляется не эмоция – хрупкий зеленый зародыш. Вдруг начинает казаться, что тебе все еще нравится музыка. Или ты можешь получать удовольствие от еды. Бежишь на кухню, открываешь холодильник, достаешь контейнер с зеленью и окунаешь лицо в свежий базилик. И он действительно испускает аромат, без всякого обмана.
К сожалению, такие просветления довольно быстро заканчивались.
Помогало осознание того, что часть этого кошмара все-таки на совести… ну назовем его богом. Все-таки я не в ответе за свои гены, например.
Совсем не помогало сочувствие.
Помогла биография Мартина Гора и его рассказы о природе панических атак. У каждого свои методы борьбы, у каждого свои страхи. Его страх – один из самых распространенных, страх смерти. Не мой страх. Но все же, многие советы оказались полезны.
Пробовала не работать и просто лежать, почти не шевелясь. Пробовала жить обычной жизнью: организовывать конференции, учить детей, дискутировать со студентами, переводить, писать статьи, резать для родных их любимый салат. Честно говоря, разницы не было никакой, но второй вариант был явно продуктивнее.
Когда же подоспели наконец все анализы и проблема обнаружилась в моем гипофизе, состоялся еще один занимательный диалог на тему курицы и яйца. Кто знает, выделяй эндокринная система Кафки чуть больше серотонина, увидел бы свет «Замок»? А «Превращение»? Где заканчивается наш дофамин и начинаемся мы?
Мой дофамин вдруг закончился раньше, чем нужно, так что пришлось ему помочь.

***

С детства завораживали северные глаза. Это чувство восхищения, или скорее нечто, сродни тому, что испытывает жертва гипноза, не имело ничего общего с желанием примерить это чудо на себя. И плотских желаний по отношению к обладателям таких глаз я никогда не испытывала. Просто смотрела, смотрела, выглядывала в их холодной глубине морские волны, синие спины китов и грозовые вспышки.
Светлые глаза, которые умеют менять цвет в зависимости от настроения и погоды. Глаза-флюгер, глаза наваждение. На карельском языке это называется ilmu, по-фински – ilma, что, возможно, дало имя озеру Ильмень. Озеру, где рождается погода, выколдовывается в его неглубокой котловине и идет на Волхов.
Такие глаза были у моего дедушки, в котором немецкая кровь была сильна и мало разбавлена. Мне же, как и многим полукровкам на перекрестье народов, достались глаза с зеленцой, совсем другие.
Такие глаза были у моего любимого с детства актера – Рутгера Хауэра. Они выглядят почти бесцветными, эти глаза. Наверное, этот человек казался мне настолько непохожим на меня, настолько удивительным существом, что я почти не считала его человеком. Или считала не вполне человеком. Совсем как архаичные (и не очень) народы, мало контактирующие с внешним миром. Совсем, как японцы две сотни лет назад, или даже меньше. Синие глаза у демонов, это все знают, поглядите-ка на даосские иконы.
Вот у Уайлдера тоже такие глаза. Страшные, северные, меняющие цвет.
По этому поводу послушаем, как он играет Бетховена.