Пора вспомнить, что этот блог посвящен культуре телесности в том числе, и это, по-моему, прекрасный повод, чтобы отдать дань уважения выдающемуся актеру, неуловимому лису, нежному и строгому отцу и наставнику, руководителю театра Setagaya Public Theatre – Номуре Мансаю.
Одежда сопровождает человека ежедневно, она вхожа во все сферы его жизни, будь то домашний быт, или максимально удаленное от обыденного пространство храма. Именно поэтому эволюция одежды происходит сообразно процессам модернизации общества, сообразно человеческим нуждам и эстетическим представлениям. Человек меняет одежду, но и одежда накладывает на человека определенные обязательства. Одежда задает ритм его движений, заставляет считаться со своими конструктивными особенностями, с собственной ценностью – как материальной, так и символической. С длинными рукавами не пойдешь убирать рис на поле, воротничок-стойка не даст уронить голову на грудь, а в холщовых штанах, подвернутых до колена, не явишься сочинять стихи в приличном обществе.
Актеры японского традиционного театра очень остро чувствуют запреты и, наоборот, скрытые и явные «желания» костюма. Мало того что каждый актер обязан соблюдать правила регламентации одежды согласно образу персонажа, он должен четко понимать, чего от него требует то или иное одеяние. Что должно быть скрыто, а что показано зрителю – явно, или только мельком. Это особенно важно при создании новых пьес и разработке новых героев.
Дальше я предлагаю взглянуть на некоторые фрагменты выступлений Номуры Мансая, снабженные комментарием. Я постаралась привести здесь слова самого актера из передачи, посвященной встрече Номуры-сана и Юдзуру Ханю. Как известно, Номура-сан согласился дать фигуристу небольшой мастер-класс для подготовки программы, в рамках которой Ханю воплотил на льду незабвенный образ Абэ-но Сэймэя. Я ни в коем случае не обладаю хорошими навыками перевода на слух, мне помогло то, что я немного историк костюма и кое-что читала о театре, так что заранее извиняюсь, если будут какие-то неточности. И спасибо моему дорогому С., который очень-очень помогал. Также я постаралась дать некоторые пояснения касательно биографии Номуры Мансая.





нырнуть



"Актер не имеет права даже подойти к линии старта до тех пор, пока не изучит основы, которые передаются из поколения в поколение. Это важнейший момент. Меня очень тщательно обучали исполнению всех движений и поз, чтобы не было ни малейшей ошибки. Так что теперь я делаю все не задумываясь, без колебаний, автоматически. Вот такими должны быть классические основные позы и движения".

Номура Мансай (настоящее имя Номура Такеши) родился в династийной семье актеров театра кёгэн и получил почетнейший псевдоним – Мансай II. Почти все мужчины в его семье, включая двоюродных дедов и дядьев, также занимались или занимаются театром. Номура-сан третий ребенок из четырех актера Мансаку Номуры и Вакабако Сакамото. Остальные дети – девочки. В детстве сестры Мансая также выступали на сцене, но когда он подрос, то заменил их – сначала в роли обезьянки, то есть, самой легкой, «детской» роли, а затем стал появляться и в других спектаклях. Дочь Номуры Мансая, Саяко, также выступала в роли обезьянки, но потом ее заменил младший брат – Юки, точно так же, как его отец в свое время заменил своих сестер. Очевидно, это связано с рядом объективных причин, а вовсе не с тем, что в семье Номура процветает сексизм.
Во-первых, подавляющее большинство ролей в кёгэн – мужские, во-вторых, чтобы обучить девочку, нужна наставница-женщина. В семье Номура все актеры и учителя – мужчины, так что довольно логично, что они не могут способствовать становлению полноценной актрисы. Обучение подразумевает ежедневные многочасовые занятия, и в рамках семьи это сделать намного проще, нежели отдавать детей куда-то еще. Поэтому у мальчиков-наследников династии особенного выбора нет, а вот девочки вполне могут пойти по другому пути.
Путь актера кёгэн часто иносказательно сравнивают с «дорогой от обезьянки до лисы», то есть с движением от самой легкой, до самой сложной взрослой роли. И разве не боги позаботились о том, что свое вступление на высшую ступень мастерства Номура Мансай ознаменовал исполнением роли такой знаменитой лисы, как Абэ-но Сэймэй?





"Если говорить о фигурном катании, то, что я делаю, похоже на то, как если бы ты ехал в одну сторону, то есть начинал движение в одном направлении, но потом разворачивался и двигался бы в противоположную сторону. Для зрителей это неожиданный момент. Ты должен заставить их ахнуть от удивления, несмотря на то, что они знают, что последует. Такова суть любого спортивного или театрального искусства, где важны регламентированные элементы (позы, движения). Ты должен показать что-то, что находится за гранью ожиданий зрителей".




"Чтобы сделать акцент на том, что актер хочет подчеркнуть, определенные вещи он не должен показывать так явственно, он должен скрыть их".



"Я все думал, что делать с моей левой рукой. На мне была высокая шапка эбоси, а за спиной – длинный объемный рукав костюма".




"Хореография должна быть построена сообразно костюму. Если бы на мне не было каригину (охотничье платье, повседневный костюм аристократии раннего Средневековья, вариации которого по сей день носят и священники синто), то это все выглядело бы так, будто я танцую фламенко".



"Нельзя просто копировать то, что делает Сэймэй в плане движений. Должно быть чувство, ощущение, осознание того, что ты приводишь в движение стихии – Небо, Землю и людей".





"Звук – тоже элемент представления. Когда я прыгаю, это порождает звук. Иногда мы делаем и беззвучные прыжки. В пьесе «Санбасо» мы делаем три последовательных прыжка, но только последний порождает звук".



"Нужно чувствовать свое окружение, все, все, что рядом с тобой. Не только людей. Мизансцена, само пространство должны помогать тебе. Необходимо ощущать и осмысливать все – вещи, время, атмосферу".



В 1994–1995 г. Номура Мансай обучался актерскому мастерству в Лондоне, где отрастил волосы и носил декадентские пальто… Это дало новый толчок его идеям по поводу популяризации театра кёгэн и соединения элементов традиционного японского и современного западного драматического театра. Позже это вылилось в создание «японского «Гамлета» и «Макбета», которого, кстати говоря, показывали совсем недавно, в 2013 г.
Западная сцена предполагает костюм совсем иного рода, очень эксплицитный. И играть нужно по совершенно иным правилам. Впрочем, у Мансая к тому времени был большой опыт выступлений в самых различных постановках.





А самое прекрасное заключается в том, что и теперь еще можно прийти в Setagaya Public Theatre и прикоснуться взглядом к мастерству человека, чье тело стало произведением искусства. Вместилищем небывалой, нечеловеческой красоты, но не по праву рождения, а как результат непрерывного труда, боли и самодисциплины. Красоты не самородной, но выстраданной и выпестованной.