"Повесть о Гэндзи" Мурасаки Сикибу, она же "Гэндзи-моногатари" (всё же любят японцы слова из пяти слогов) удивительно легко читается под последний альбом Тори Амос и, кто бы мог подумать, под Сакурая. Да чего уж там, она и в тишине читается прекрасно.
Потреблять большими порциями эту квинтэссенцию чувственности и полускрытого, однако же возведённого в культ эротизма, эту оду красоте - мужской и женской, но в первую очередь, всё же, мужской - я не могу. Эта повесть написана женщиной, чья натура в высшей степени отражала идеалы своей страны и эпохи, в которую ей довелось жить. Её чувствительность и умение видеть скрытое в самых разных вещах обострены до предела, они воспитаны, взлелеяны нарочно. Её нервы оголены, она вся открыта впечатлениям и томится в этом чувстве. Томятся её герои, томится Государь и прекрасный принц Гэндзи, своей красотой способный удивить богов, томятся его друзья и его женщины.

Пара-другая картин оттуда:

Однажды в печальный сумеречный час, когда сеял мелкий дождик, Самми-но тюдзё, сменив серое платье на более светлое, пришел к Гэндзи во всем блеске своей яркой, мужественной красоты. Он застал друга у перил возле западной боковой двери, откуда тот смотрел на поблекший от инея сад. Дул неистовый ветер, внезапно хлынул ливень, но слезы, казалось, были готовы поспорить и с ним.
- Дождем ли, облаком ныне стала она - не знаю… - словно про себя произносит Гэндзи. Он сидит, подперши рукою щеку, а легкомысленный Самми-но тюдзё, восхищенно разглядывая его, думает: «Будь я женщиной, моя душа непременно осталась бы с ним даже после того, как тело покинуло этот мир». Он устраивается рядом, и Гэндзи, одетый по-домашнему небрежно, лишь поправляет шнурки. Он в чуть более темном, чем у Самми-но тюдзё, летнем носи, из-под которого виднеется нижнее платье, сшитое из глянцевито-алого шелка. Но и в этом весьма скромном одеянии он хорош так, что, сколько ни гляди, невозможно оторвать глаз.

* * *
Гэндзи-но тюдзё исполнял танец «Волны на озере Цинхай». В паре с ним выступал То-но тюдзё из дома Левого министра. Сей юноша, выделявшийся среди прочих как нежной прелестью лица, так и благородством осанки, рядом с Гэндзи казался неприметным горным деревом, выросшим подле цветущей вишни. В то поистине незабываемое мгновение, когда лучи заходящего солнца внезапно осветили высочайшие покои, а музыка зазвучала громче, стало ясно, что этот танец никогда еще не исполнялся танцором с таким несравненно прекрасным лицом и такой величественной поступью.
Когда же Гэндзи запел, собравшимся показалось, будто слышат они голос калавинки, птицы Будды. Право, столь трогательна была его красота, что Государь отирал невольные слезы, и скоро уже плакали все: и знатные вельможи, и принцы. Когда же, закончив петь, порозовевший от волнения Гэндзи поправил рукава и стоял некоторое время неподвижно, ожидая нового вступления музыкантов, он более, чем когда-либо, заслуживал прозвания Блистательный.
Нёго из Весенних покоев, недовольная столь явным превосходством Гэндзи, сказала:
- Не удивлюсь, если и боги и демоны восторгаются, взирая на него с небес. Не слишком ли много чести?

* * *
Гэндзи захмелел сегодня более обыкновенного, и его раскрасневшееся лицо блистало ослепительной красотой. В платье из тонкого шелка, сквозь которое просвечивало тело, он был так хорош, что престарелые ученые мужи, издалека поглядывая на него, роняли слезы. Когда мальчик допел до конца: «Вот бы мне взглянуть на нежные лилии…», Самми-но тюдзё, почтительно поклонившись, поднес Гэндзи чашу с вином.

читать дальше* * *
Однажды в прекрасный вечерний час, когда цветы в саду поражали многообразием и яркостью красок, Гэндзи вышел на галерею, откуда было видно море. Его несравненная красота всегда повергала окружающих в благоговейный трепет, а здесь, в этой глуши, он еще меньше походил на человека, принадлежащего земному миру. На нем нижнее одеяние из мягкого белого шелка, шаровары из ткани цвета «астра-сион», небрежно наброшенное поверх всего этого яркое верхнее платье со свободно завязанным поясом… Вот он начинает неторопливо читать сутру, прежде назвавшись учеником будды Шакья-Муни… Право, в целом мире не найдешь голоса прекраснее.
Откуда-то с моря доносятся грубые песни рыбаков. Их ладьи кажутся с берега маленькими морскими птицами, качающимися в волнах, и нельзя не печалиться, на них глядя. По небу вереницей тянутся дикие гуси, их крики так легко можно принять за скрип весел… Задумчиво глядя на них, Гэндзи отирает невольные слезы, и его рука, которой белизна составляет резкую противоположность с черными четками, поражает такой красотой, что утешаются даже те, кто тоскует по оставленным в столице женам.

Надо сказать, что Гэндзи - это один из вечных образов японской литературы, почти то же самое, что для нас Гамлет, Дон-Жуан, Дон Кихот и Фауст, а может быть, ещё больше и выше. Кто-нибудь говорит "Гэндзи" или "...как Гэндзи", и собеседникам сразу становится понятно, в какую сторону следует двигаться в своих мыслях и ассоциациях. Гэндзи молод, Гэндзи невероятно, непростительно красив и талантлив, Гэндзи чувствителен, Гэндзи изящен, Гэндзи обольстителен, Гэндзи поддаётся своим страстям и слабостям. И за это он понесёт кару. В конце концов интриги с женщинами приводят его к возмездию и справедливость требует заплатить по счетам. Не удивлюсь, если Атсу часто и много сравнивают с Гэндзи, и даже не потому, что ему так идёт этот образ, или он ложится в него целиком и полностью - ведь он не ложится, хотя бы потому, что он живой человек - а просто потому, что не могут не.

Ну, и раз речь зашла о прекрасной птичке калавинке, пусть будет калавинка и одноимённая песня Buck-Tick. Сакурай декламирует её как стихи, и мелодия - почти народная - вьётся сама по себе, где-то вдалеке.
"Роза цветёт, окрашенная красным, и поёт,
Расцветшая не в свой сезон..."
"Аа, и радостно, аа, и печально."



cosmos-dely.blogspot.com/2011/06/kalavinka.html - текст целиком

Собственно, калавинка в буддизме - это чудесная птица, которая поёт, ещё не вылупившись из яйца, и голос её прекрасен и ни с чем не может быть сравним. Чаще всего её изображают как птицу с головой человека, иногда даже с человеческими руками и торсом, которая поёт, танцует и играет на флейте. Считается, что у Будды голос калавинки. В переводе с санскрита "калавинка", тем временем, значит "воробей". Теперь индийские орнитологи вроде бы выяснили, что калавинка - это пятнистый ткачик и выглядит он так: