Прежде всего, оговорюсь, что эта рефлексия — ни в коем случае не попытка доказать что-либо и свести все концы с концами. Думаю лишь, что люди, которые движутся в сходном направлении, волей-неволей ступают на похожие дороги и на пути им встречаются, быть может, одни и те же верстовые столбы символов, образов и смыслов.
В 2014 году у Buck-Tick в составе сингла Keijijou Ryuusei вышла вещь под названием メランコリア-ELECTRIA- (Melancholia -ELECTRIA-), а чуть позднее ее версия появилась и на альбоме. Текст к ней написал Сакураи. Вот что это была за песня.
Кандзиメランコリア
作詞：櫻井敦司
作曲：今井寿
気の触れた 道化師(ピエロ 僕は今 演じている
観客は ひとり たったひとり 僕だけさ
舞台では女神が 微笑んでいる
今夜もグラスに 血を注いでいる
灰は灰に ふう 風に BLOODY‥
塵は塵に ふう 舞う BLOODY‥
灰は灰に ふう 風に BLOODY‥ BLOODY melancholia
気の触れた 道化師(ピエロ 僕は今 演じている
場面は‥ 天使が 白い羽根で
今夜も悪魔を 紅く染める
灰は灰に ふう 風に BLOODY‥
塵は塵に ふう 舞う BLOODY‥
灰は灰に ふう 風に BLOODY‥ BLOODY melancholia
舞台では女神が 微笑んでいる
今夜もグラスは 血で満たされる
場面は‥ 天使が 白い羽根で
何度も何度も 紅く染める
灰は灰に ふう 風に BLOODY‥
塵は塵に ふう 舞う BLOODY‥
灰は灰に ふう 風に BLOODY‥
塵は塵に ふう 舞う BLOODY‥ BLOODY melancholia
BLOODY‥ BLOODY melancholia
BLOODY‥ BLOODY melancholiaПеревод и комментарииMelancholia
Текст: Ацуши Сакураи
Музыка: Хисаши Имаи
Чокнутый клоун-Пьеро (1) —
Вот что за роль я сейчас исполняю.
И зритель — только один, совершенно один — лишь я,
И боле никто.
На сцене — улыбается богиня.
Вечером этим она
Снова кровь наливает в бокал,
Судьбы верша. (2)
Пепел к пеплу (3) — лети же (4) — с ветром BLOODY.. (5)
Прах к праху — лети же — кружись BLOODY..
Пепел к пеплу — лети же — с ветром BLOODY.. BLOODY melancholia
Чокнутый клоун-Пьеро —
Вот что за роль я сейчас исполняю.
Следует сцена: ангел с крыльями белыми…
Вечером этим он снова
Окрасит дьявола в алый.
Пепел к пеплу — лети же — с ветром BLOODY..
Прах к праху — лети же — кружись BLOODY..
Пепел к пеплу — лети же — с ветром BLOODY.. BLOODY melancholia
На сцене — улыбается богиня.
Вечером этим она
Снова наполнит
Кровью бокал.
Следует сцена: ангел с крыльями белыми…
Вновь и вновь
Алым окрасит…
Пепел к пеплу — лети же — с ветром BLOODY..
Прах к праху — лети же — кружись BLOODY..
Пепел к пеплу — лети же — с ветром BLOODY..
Прах к праху — лети же — кружись BLOODY.. BLOODY melancholia
BLOODY.. BLOODY melancholia
BLOODY.. BLOODY melancholia
1. В тексте употреблено слово doukeshi (道化師 — «клоун», «паяц»), однако рядом указано другое чтение, которое Сакураи и использует во время пения, — Piero (ピエロ.
2. Здесь автор прибегает к игре слов, задействовав идиоматическое выражение chi wo sosogu (心血を注ぐ — букв. «проливать кровь», «вливать кровь»), которое может быть понято как «промысел Божий», «вмешательство высших сил», а в некоторых случаях приобретает ряд таких значений, как «возложение себя/кого-либо на алтарь чего-либо», «принесение себя/кого-либо в жертву», «игра своей/чьей-либо судьбой». В седьмой строфе Сакураи несколько перефразирует это выражение, делая акцент на самом описании действа, то есть возвращает аудиторию к буквальному пониманию происходящего.
3. Широко известная цитата из заупокойной молитвы, которая содержится в «Книге общественного богослужения» (собрании ключевых теологических документов Англиканского сообщества). Фраза «Земля к земле, пепел к пеплу, прах к праху» основывается на ряде фрагментов библейских текстов: Бытие 3:19, Бытие 18:27, Книга Иова 30:19, Книга Екклесиаста 3:20.
Очевидно, здесь Сакураи ссылается в том числе и на сингл Дэвида Боуи Ashes to Ashes, в видеоклипе на который музыкант появился в костюме и гриме Пьеро. Песня, по собственному признанию Боуи, является эпитафией его жизни и деятельности в 70-е гг. В ней автор вновь обращается к Майору Тому, герою хита Space Oddity (кавер на который Сакураи исполнил в 2004 г.), описывая его как жалкого наркомана, который подсел на «райский наркотик» и достиг самого дна, в противовес смелому, даже героическому образу космонавта в прошлом. Примечательно, что в Ashes to Ashes Боуи сделал небольшой реверанс в сторону японской культуры: «Визг пустоты убивает, / Просто коллаж из картинок с японками, / И я — без денег и без волос…».
Пьеро Боуи
4. Эта и последующие строки содержат непереводимую смысло-фонетическую игру. Слово fū (ふう в данном контексте может быть понято как звукоподражение, с помощью которого описывается движение потока воздуха, например, когда кто-то (или что-то) сдувает нечто легкое с какой-либо поверхности; в русском языке аналогов этому ономатопоэтическому слову нет. Однако fū также является китайским чтением слова kaze (風 — «ветер»).
5. Игра смыслов, построенная на многозначности английского слова bloody. Его первое значение — «кровавый» — коррелирует с образами текста, но в то же время можно понять его и как ругательство — «чертова меланхолия».
* Прошу прощения за несоблюдение оформления текста, дайри плохо пригоден для таких вещей.
Рефлексия
Само название песни Сакураи порождает ассоциативный ряд, которому не поместиться ни в одной сноске – пришлось бы написать целый трактат. Это и древнегреческие концепции гуморов, и знаменитая гравюра Альбрехта Дюрера «Меланхолия I», и бесчисленное количество песен, виршей и кинокартин. Задержимся на последнем разделе.
В 2011 году увидел свет фильм Ларса фон Триера «Меланхолия», преамбула и последующие части которой содержат прямые и не очень отсылки к полотнам Милле «Офелия» и Брейгеля – «Охотники на снегу». Если вернуться к образу отчасти совпадающих путей, то интересно будет подумать о том, что о брейгелевской Вавилонской башне в интерпретации Ацуши мы уже послушали в прошлом году, а об Офелии только готовимся услышать в 2018, на альбоме №0.
Сюжет фон Триера незатейлив, а самые первые минуты его картины дают очень ясное представление о финале: Земля столкнется с огромной синей планетой под названием Меланхолия и все умрут. Одна из главных героинь фильма в исполнении Кирстен Данст появляется в мини-эпизодах, которые предвосхищают апокалипсис. Чем ближе Меланхолия подходит к Земле, тем больше удивительного и страшного происходит тут, внизу. Например, планета-убийца «вытягивает» из Земли все электричество, потоки энергии покидают не только кабели и провода, но и человеческие тела. Жизнь уходит, конец близок.
«Меланхолия», Ларс фон Триер, 2011.
Buck-Tick, MISS TAKE～僕はミス・テイク～, 2012.
Далее следует предыстория.
Героиню Данст зовут Жюстина, как и героиню романа Маркиза де Сада «Несчастная судьба добродетели». В этом смысле Жюстина могла бы стать дамой миров Ацуши (с которой, возможно, он мог бы отчасти ассоциировать и себя-который-в-песне) и в то же время – классическим персонажем китайской и японской традиционной литературы. Молодая девушка, которая поражает всех своей красотой и обречена на страдания. Только у де Сада это страдания больше извращенно-сексуальные, физические, а у фон Триера – душевные, на уровне тонкого тела.
Еще до того, как Жюстина узнает о приближении планеты Меланхолия, она говорит: «Я как будто тащусь сквозь эту серую шерстяную пряжу… Она цепляется к ногам. Ее так тяжело тянуть за собой».
Жених пытается вернуть Жюстине радость вестью о покупке яблоневого сада. На фотографии – низкие деревья с алыми плодами, похожими на человеческие сердца. Жюстина грустно улыбается: «Как это мило».
Назвать Жюстину кругом несчастной было бы грубой ошибкой. Она дрейфует от черных вод глухой тоски к тихому берегу светлой грусти и даже порой выходит на сушу, где выглядит вполне счастливой. У нее открытая, нежная улыбка, она наслаждается музыкой. Она не понимает, почему ее все время одергивают и требуют подтверждения того, что она всем довольна. Она очень счастлива в день своей свадьбы – насколько это возможно для нее, насколько хватает сил.
Меланхолия – это не желание умереть, не беспросветное мучение и не просто клиническая депрессия. Жюстина нежна со своей печалью, как нежен Ацуши в первых строках своей «Меланхолии». В конце концов, он и его напасть – давние друзья.
В какой-то момент Жюстина не выдерживает, ее мучают предчувствия смерти, а умирать она не хочет, несмотря на то, что считает жизнь на Земле злом. «Я напугана, мам». «Хватит мечтать!», – слышит она в ответ.
Все окружение как будто нарочно подводит ее к психологической катастрофе, все ждут, что Жюстина «не справится», и она с мазохистским наслаждением оправдывает эти ожидания. Грезы наяву и мазохизм – ее неотступные спутники, и это роднит ее со многими лирическими героями Сакураи.
Когда внутренний мрак становится непереносимым и приступ достигает апогея, Жюстина оказывается неспособной выйти из дома и сесть в такси. За обедом она пробует любимое блюдо и начинает плакать: «На вкус как пепел». Она падает в объятия своей уравновешенной, «нормальной» сестры, Клэр.
У Жюстины и Клэр токсичные родители. Холодная, жестокая мать со способностью к эмпатии на уровне табуретки и придурковатый ловелас-отец, который называет Жюстину именем собственной любовницы. Во второй, «катастрофической» части фильма их обоих попросту нет, они совершенно самоустраняются, предоставляя детям сходить с ума вне их общества.
Апокалипсис души выражен через безумие природы, что вполне соответствует излюбленному мотиву дальневосточной поэзии – описанию исключительных чувств лирических героев через появление сезонных маркеров не в свой черед. Такой прием не раз встречается и в лирике Ацуши, один из ярких примеров – Miu.
Летом вдруг начинает идти снег, Жюстина рада ему. Клэр скорее пугается.
На горизонте уже видна зловещая планета.
Гравюре Дюрера были посвящены сотни исследований, и не одно из них, разумеется, не смогло дать полного объяснения примерно ничему, что на ней изображено. Однако кое-что может уловить и невооруженный взгляд. Зловещая комета или светило, рядом с которым помещен баннер с названием гравюры. Песочные часы. Магический квадрат. Путто. Мрачный ангел и борзая собака.
Триаде часы–Путто–небесное тело фон Триер отводит огромное количество экранного времени. Клэр постоянно смотрит то на приближающуюся Меланхолию, то на циферблат. В саду поместья есть и другие часы – солнечные. Путто, надо думать, – ее подрастающий сын, невинный и безропотный, освещающий собой огромный и мрачноватый дом.
Но что, в сущности, из себя представляет Меланхолия, кроме метафоры душевного состояния Жюстины, а затем и всех остальных героев? Не может ли она быть тем самым «промыслом Божьим», той богиней, которая вершит судьбы в тексте Сакураи? В конце концов, Меланхолия фон Триера никому не оставляет выбора. Все умрут и на этом конец.
Примечательно также, что и Боуи касается планетарной темы в своей Ashes to Ashes («Я надеюсь, что еще побуду крутым, но планета пылает»), не говоря уже о насквозь космической Space Oddity.
Весть о приближающейся катастрофе заставляет сестер фон Триера поменяться ролями. «Нормальность» Клэр порождает ее неспособность принять грядущее, «ненормальность» Жюстины позволяет ей ощутить себя естественно и даже комфортно в жутких обстоятельствах. Чем ближе смерть, тем тверже и язвительнее становится младшая сестра.
В самом конце Жюстина насмешливо спрашивает Клэр о саундтреке к концу мира и жизни: «А как насчет песни? «Девятая» Бетховена, что-то в этом духе?».
Затем Меланхолия убивает всё и всех, превращая планету в горячий пепел и возвращая ее в исходную точку. Где-то в космосе остаются болтаться куски материи, бренный прах, который, быть может, даст начало чему-то новому. Но по фон Триеру – вряд ли.