Cкачать 青葉市子 マホロボシヤ бесплатно на pleer.com
Люблю такие вот женские голоса, меццо-сопрано, но какое-то приглушенное, припыленное, матовое, как солнечный свет в четыре часа дня сквозь старое стекло в пригородном доме. И манеру исполнения такую вот люблю, без лишней цветистости и интонирования, максимально приближенную к декламации, которая далеко не в одной лишь японской традиции, а очень даже и в английской фолковой, например, исключительно монотонна. Ичико Аоба напомнила мне здесь незабвенную Ширли Коллинз.
Принесла на кафедру вагаси и, решив, что таким образом купила себе право немного поныть, стала ныть.
- Не могу я больше первакам про конфуцианский канон рассказывать, Макс. Не могу и все.
Макс сосредоточенно жует.
- А что не так с конфуцианским каноном?
- С каноном все нормально. Просто есть там несколько обязательных для упоминания персонажей. Например, три благородных мужа, каждый из которых является хрестоматийным воплощением одного конфуцианского идеала. А сам Конфуций, стало быть, соединяет в себе все три эти совершенства.
- И?
- Первого зовут Бо-и. Второго И Инь. А третьего Лю-ся Хуй.
Макс хрюкает, опасно давясь вагаси.
- А знаешь, что самое ужасное в этом Лю-се Хуе? Его комментировал человек по имени Пи Си-жуй.
медицинско-лингвистическое
* * *
В Москве свирепствует сразу несколько эпидемий: грипп, вирусная ангина и желудочная зараза, которая косит всех без разбору, и детей, и взрослых, и тех, кто уже переболел на прошлой неделе, и с прививками, и без. Больницы переполнены, врачи близки к самоубийству, и вот в такой вот «пик сезона» я провела ночь в приемном боксе Морозовской детской больницы, которая на 4-м Добрынинском. Выяснила очевидную для нормальных людей вещь: бесплатная скорая помощь не повезет пациента в ту больницу, в которой у вас есть договоренность, а распределит, куда им скажет диспетчер. Даже за деньги. Она же не такси, в конце концов. Но к вопросу моему отнеслись с пониманием, повздыхав над нашим маленьким вьетнамским героем, которому, скорее всего, все-таки придется делать операцию на легких, потому что кто-то из гостей заразил его измученные гормональной терапией, облученные рентгеном, хриплые обструктивные легкие вирусной инфекцией, аккурат в Лунный Новый год.
Есть во вьетнамском языке такое слово – тхом кам (thông cảm), которое следует интерпретировать скорее даже не как собственно «сочувствие», а как «эмпатию», перенос и переживание чужих чувств. «Тхом» – это «связь, сообщение, соединение», а «кам» - «эмоции, ощущения». У этой лексемы, в общем, отсутствует подтекст «со-чувствия», в смысле чего-то придаточного, свидетельского, наблюдательного и разделяемого напополам с другим, тхом кам – это такой цельный перенос чужой боли на свою живую плоть.
- Вы не расстраивайтесь. Ему сегодня в любом случае помощь окажут.
- Ничего. Место в нашей больнице будет только завтра, сегодня ночью все занято. Но если бы было свободно, вы бы точно-точно не повезли?– спрашиваю я усталого доктора, пахнущего пустырником.
- Нет. Такие вот дебильные правила. Но в таком состоянии мы обязательно должны госпитализировать ребенка куда возможно, объясните это родителям. Ему необходим рентген и срочные анализы.
Доктору, пахнущему пустырником, жаль Кема, он тхом кам.
Пристегнувшись к длинной скользкой койке скорой помощи, мы едем в Морозовскую, где нас помещают в одно из боксированных отделений. Бокс приема пациентов со скорой – это такая небольшая комнатенка с койкой, двумя маленькими столами и одним стулом, куда сгружают всех. Всех, всех, вместе с родителями и вещами, в бело-голубое кафельное пространство, умытое хлоркой: нас с вирусной пневмонией, девочку с трахеитом, мальчика с гриппом Б, ну и следующих новоприбывших. Разумеется, медсестры стараются сортировать по разным боксам «желудочников», «травматиков» и «легочников», а также «гриппозных» и каких-то еще, но больница трещит по швам, и через пару часов половина «травматиков» оказываются одновременно и «гриппозниками», а «легочники» того и гляди присоединятся к «желудочникам». Я выхожу в коридор – не потому что боюсь чем-то заразиться, меня это уже давно не пугает, просто мне элементарно негде стоять – и тут же натыкаюсь на раздраженную медсестру.
- Не сидите в коридоре! Идите в бокс!
- Там слишком много народу.
- А будет еще больше! – говорит она со злым отчаянием.
Я покорно киваю, я, разумеется, тхом кам. Скорее всего, она здесь уже вторые сутки, и от усталости ей лень даже маску натянуть на лицо.
- Наверно, в других больницах сейчас то же самое, – рассуждаю я вслух.
- В других – еще хуже! – бодро заявляет другая медсестра, бегущая мимо. – У нас еще свободные места есть.
Вот это вот все называется «наличием свободных мест», кстати говоря, – без тени иронии.
Мы ждем результаты рентгена и анализов на грипп 4 часа, потому что вперед пропускают несколько детей с пробитыми головами и переломами ребер, их нужно «описать» в первую очередь. А рентгенолог один. Один на всю Морозовскую больницу.
Иногда к нам приходят врачи: медсестра с уколом, лор, педиатр, медсестра с градусником, снова лор. За два года работы медицинским переводчиком я научилась довольно быстро типировать врачей по принципу «знаком с азиатской физиологией», «хорошо знаком с азиатской физиологией» и «сейчас придется рассказывать, где находится Вьетнам». В последнем случае процесс осмотра неизбежно затягивается, меня далеко не всегда воспринимают всерьез и, несмотря на все доводы, отправляют пациентов на совершенно излишние анализы и процедуры. Например, пару недель назад имела долгий разговор с педиатром на тему «монгольского пятна», которое у Кема почему-то не в районе крестца, а высоко на пояснице. Педиатр приняла его за потенциально опасный невус и хотела уже отправлять на биопсию, благо я захватила описание пятна другим педиатром, и ребенка не стали кромсать на анализы.
То, что в Азии воспринимается докторами как само собой разумеющееся, по эту сторону земного шара вызывает массу вопросов, задержек и целый ряд излишних медикаментозных вмешательств, и роптать на это, конечно же, бессмысленно. Нужно тхом кам.
У азиатов другое распределение меланина в соединительном слое кожи. Отсюда и «монгольское пятно», и звездная россыпь родинок на лице, шее, ушах и плечах. Кроме того, в Азии чрезвычайно распространен недуг под названием «невус Ота» – потемнение кожи в районе глаз и щек неправильной формы, которое недавно научились удалять лазером. Будучи юной и зеленой, я выходила из лифта, если ко мне подсаживались пассажиры с такими вот пятнами на лице, все еще вспоминала индонезийский рынок, где еще, будучи школьницей, увидела прокаженных. Вывод: борьба со страхом, прежде всего, подразумевает борьбу с незнанием.
У азиатов часто «стоит слеза», особенно у детей. Этот влажный блеск глаз офтальмологи, как правило, принимают за начало конъюктивита и других неприятных болячек. Белки глаз также имеют другой цвет (о чем мне, кстати, долго и доходчиво рассказывала мастер кимоно в Киото) – матовый, чуть желтоватый, а не бело-голубой, как у европейцев. Тут, конечно, начинаются подозрения на желтуху.
У них часто проблемы с давлением, в том числе и с внутричерепным, а также с зубами. Недавно готовила операцию для ребенка, у которого из 20 зубов 20 были поражены бутылочным кариесом, а 6 с пульпитом. Стоматолог попался очень грамотный, рассказал, что у азиатов нередко встречаются пороки развития, связанные с закладкой зубов еще на эмбриональной стадии, а в сочетании с рационом и отношением к стоматологическим проблемам даже в развитых странах Дальнего Востока это приводит к плачевным последствиям.
Покончив, наконец, и с осмотром «монгольского пятна», и с измерением давления, доктор соглашается отпустить нас домой под расписку. Кем, к этому времени, совершенно измученный и напуганный басовитым кашлем девочки с трахеитом, спит у мамы на груди, закатив глаза. На иссиня-зеленом небе отпечаталась огромная промерзшая луна в окружении первых утренних звезд. В голове – ни единой мысли, идешь по территории больницы и просто слушаешь хруст, производимый собственными сапогами.
* * *
Как-то давно сказала своего знакомому японцу по имени Рии-чан, вернее, написала – люблю, мол, японские фамилии и топонимы, хорошие, древние слова, истинно нихонские. Не то что всякий китайский новодел, в них прямо слышна ледяная алтайская степь и топот конских копыт. Рии-чан меня не очень понял вначале, а потом втянулся и попытался проанализировать свои психолингвистические ощущения от японских слов и от китаизмов.
- Ну, вот есть такая красивая старая японская фамилия Хошино, например, – занудствую я. Она же такая классная и японская, там и «hoshi» древнее очень, и поле «no». Тебе вот что приятней, «hoshi» или «sei» это китайское, пафосное и претенциозное?
Рии-чан шлет всякие безумные имадзи, потом сознается:
- Нет, ну «hoshi», конечно, красивее! Но с этим никакой научной терминологии не составишь, никаких там «eisei» (спутник), ryuosei (метеор).
Ну да, ну да, чем образованней японец, тем больше он китаец.
А есть еще другая старая и красивая японская фамилия – Хигучи, где «hi» – это дол меча, а «guchi» – «уста», «начало» с озвончением «k». И когда японцы произносят ее, а также фамилию Хошино, да и многие другие слова, они, сами того не зная, говорят не просто на «японском» японском, они оживляют слова древнекорейских государств Когурё и Силла. Но я об этом с японцами говорить не стану никогда, потому что, к сожалению, японская лингвистика, касающаяся корейского фактора в процессе формирования нихонго, до сих пор чрезвычайно политизирована и бесновата, а рядовому японцу крайне неприятно думать о том, что его язык произошел от вот этих вот, с материка, не очень-то и приятных, если откровенно.
Тем временем, еще в 60-е гг. прошлого века появился ряд исследований лингвистов (Ли Ги Муна, в первую очередь), в рамках которых проводился анализ лексической базы корейских летописей «Самгук саги» и «Самгук юса». В хрониках сохранился ряд слов языка Когурё (около 80) и с десяток слов языка Кая (прото-корейский племенной союз). Очень удачно ряд этих лексем совпадал со списком Сводеша – списком базовых слов языка, посредством которых определяется степень языкового родства.
Вот некоторые из этих слов. (Подпущу немного поливановщины для унификации):
Древнеяпонский Когурёский Каяский
Рот кути - кути
Море нами нами нами
Земля на-ви на на
Долина тани - тан
Вода ми мэ мэ
Гора такэ тар тар
Дерево ки кы -
Дверь то - тор
Заяц усаги осагам -
Медведь кума кома кума
Здесь и далее примеры из списков Иванова А.Ю.
Множество лингвистических мифов о корейском и японском развеял С.А. Старостин, который тоже работал со списками. Сводеш М. установил, что за 1000 лет в любом языке заменяются около 19% основного словарного запаса. Сравнивая лексику японского и других азиатских языков, Старостин выяснил, что он примерно равноудален от тюркского, монгольского и тунгусо-маньчжурского, но находится явно ближе к корейскому. (Нихонго имеет с пратюркским языком 18 совпадающих слов, с прамоногольким – 17, с пратунгусо-маньчжурским – 15, а с австронезийским – всего 6. В то же время праяпонский и среднекорейский языки в пределах 100 слов имеют 25 совпадающих лексем). Старостин считал, что японско-корейская (в будущем) полуостровная подгруппа отделилась от общей алтайской семьи в 3-4 тыс. до н.э. Это значит, что если японец целует калмычку, встречается генетический материал, отстоящий друг от друга на 5–6 тыс. лет. А если японец целует русскую, то они оба практически возвращаются в колыбель человечества, презрев пространство и время. Разве это не прекрасно? Эволюция довела нас до того, что разделила на две разные расы, в стословном списке Сводеша от сходства не осталось ни шиша, но мы можем поцеловаться и послать это все на…)
Однако просто сравнивать лексику – мало. Важно выявить систему устойчивых фонетических соответствий между современными формами языка, нужно большее количество совпадающих базисных лексических единиц и грамматических морфем. Необходимо сравнить грамматику и провести грамотный типологический анализ (детальный анализ «поведения» глагола, модели словоформы, образования времен и т.д.)
Например:
Сравним, как образуется прошедшее время в японском и в корейском:
японский
словарная форма прошедшее время
идти ику итта
делать суру сита
жить суму сунда
корейский
идти када катта
делать хада хаётта/хэтта
жить сальда саратта
(Наблюдается явное структурное сходство способа образования прошедшего времени).
Пример и метод А. Акулова.
Возвращаясь к спискам лексики, важно сравнивать и современные словоформы. Вот некоторые примеры:
корейский японский
1. пада вата "море"
(Со временем японцы от «вата» перешли к «уми», а слово «вата» стало нести значение “переправляться через море”, “приехать из-за моря”. Но раньше это было просто «море», вернее, пролив, через который японские острова сообщались с материком).
2. хорани тора "тигр"
3. пат та "поле"
(«Пат» - часть названия родового клана моего мужа, например: Паттентя, то есть Тен, которые работали на поле. Крестьяне, короче)))
4. чок токи "время"
5. кот кото "вещь"
6. сом сима "остров"
7. у уэ "верх"
8. ком кума "медведь"
9. турым цуру "журавль"
10. таль (так) тори "курица"
11. пиккаль хикари "яркий"
12. сат сати "стрела"
13. намуль нама "овощи"
14. маыль мура "деревня"
15. наль нару "рождаться"
Во всех этих корейско-японских сравнениях много туманного, дискутируемого и отталкиваемого (особенно японцами, конечно, которым гораздо приятнее считать корейский этаким неудавшимся пасынком нихонго, а не изучать путь движения языка с материка на острова), и все-таки такие вот примеры бывают интересны и создают приятную иллюзию ясности)).
Когда ощущаешь эти вневременные межкультурные и генетические связи, мир так интересно сужается, оплетается нитями, и вот уже оказывается, что Ацуши Сакураи, просто исполняя какую-нибудь «Muma», вызывает не только китайских духов, но еще и тени лихих древнекорейских кочевников.